Авг, 2014
18

Бортевые угодья

Опубликовал: Petr_MS

Эксплуатация бортевых угодий

Со временем у окраин бортевого леса, именно у окраин, на раменье, образовывались поселки, населенные либо отдельными семьями бортников, либо небольшими группами представителей этой профессии — «товарищей». Во главе таких поселков стоял бортевой староста — возможно, тот, кто первым поселился на этом месте и стал призывать «товарищей».

Как же эксплуатировались бортевые угодья? Труд бортников был рискованным. Не только опасность упасть с дерева подстерегала их, но и дикие звери. Бортники ходили в лес практически безоружными, а встреча с медведем не была редкостью (благо, что сбор меда приходился на летнюю пору, когда медведи сыты и не нападают на человека). В этом случае вывих или перелом ноги либо другие повреждения обрекали промысловиков на смерть.

С наступлением времени сбора меда, обычно в августе, бортники отправлялись на промысел. Со стороны казалось, что они доставали мед из дупел без малейшего труда. На деле нужно было пройти не один десяток верст, влезть на дерево и добыть мед под непрестанными атаками пчел.

Помимо того, люди искали и новые борти. На найденное «бортевое деревье» бортник ставил свою отметку — «знамя». Обычно оно состояло из всевозможных комбинаций условных надрубов на коре под замысловатыми названиями: «заячьи уши», «тес», «черта», «вилки», «рубеж», «сапога», «скамья», «мотовило» и т.д. Каждый бортник или каждая группа бортников имели свое знамя. В Курмурском ухожае «ходили лес» бортник Васюк Сидоров с товарищами, «а ходят два знамени: знамя на черте крест с вилками, да заячьи уши, да знамя тес с чертою да с двумя рубежами, а Труфаник Петрушин ходит одно знамя: дуга с рубежами да заячьи уши, а Злоба Иванов ходит два знамени: тес с вилками, да с чертою, да с двумя рубежами, да знамя мотовило».

В поисках новых бортей иной раз бортники забредали в леса, принадлежавшие частным лицам, где нередко производили опустошительные набеги, причем, возможно, не только обирали мед, но и выдирали пчел. Поэтому землевладельцы, имевшие борть в соседстве с княжеским лесом, испрашивали у князя особую грамоту с указанием на то, что его бортники в «те леса не ходят и в ту борть не вступаются ни во что». Но если такой грамоты не было, княжеские бортники считали себя в праве «въезжать» в чужую бортевую околицу, брать в селах крестьян «на свое дело», требовать у них кормов и подвод. При этом «медовый доход» князя не мог быть особенно велик. Иностранцы отмечали, что очень много меда пропадало даром: бортники не успевали осмотреть каждое дерево. Отсутствие интенсивности в эксплуатации бортевых богатств выражалось, в частности, в стремлении княжеских бортников расширить район своей деятельности. В результате по сравнению с обширностью угодий бортничий доход был незначителен и случаен. С каждого угодья добывали установленное раз и навсегда количество меда. Например, в богатую борть Курмурского леса в Нижегородском княжестве ходили 12 человек, а получали с нее до 1533 г. всего пять пудов меда в год. Оброк был повышен лишь после того, как землевладелец Иван Любовников, желавший отделаться от соседства с княжескими бортниками, «наддал перед старым оброком другую — пять пудов», хотя прежние бортники и находили, что с тех бортей «по десять пудов меда давать им немочно».

Обычно количество поставляемого меда зависело от количества земли, занимаемой бортниками. Так, с деревни Марьиной в начале XVI в. поступало два пуда медового оброка, но когда занимавшие ее бортники расчистили еще леса под пашню, то им надбавили третий пуд меда. Другая деревня согласно грамоте от 1534 г. «давала оброка по пять пудов меда, да пошлин с пуда 5 денег». В 1529 г. крестьяне Гороховской волости «опричь денежного оброка, давали полтора пуда меда; с княжеской борти, пожалованной великой княгиней рязанскою Анною Солотчинскому монастырю, шло по пять пудов рязанских меда в год».

В каком виде доставляли мед к княжескому двору? Под Москвой в XIV в. находились княжеские медовые вари, о которых упоминается в договорах и духовных грамотах. Московские князья посылали своих даньщиков по варям, очевидно, для сбора оброчного меда, а тверские — отправляли на Ладогу собственного медовара. В Рязанском княжестве в XV в. существовали особые медовые подвозники. Судя по всему, меды варили сытники в княжеской резиденции и не сразу, а по мере надобности. Так, Иван IV Грозный, выезжая на богомолье, высылал вперед своего сытника. Монастырские власти отводили ему «кельи, где меды и квасы ставить, и пивоварни, где пиво варить, да погреба, где меды и пива ставить, и к ставленью медов и к пивам давали котлы и чаны, и бочки, и решета, и дрова». Сытников князья держали в большом количестве. Первоначально это были холопы, позднее, как и прочие дворцовые слуги, — люди свободные, получавшие за свою службу земли и деревни.

В XV-XVI вв. оброчники сдавали мед в Москве погребному ключнику Большого дворца. Такой же порядок существовал и в других княжествах. По мере присоединения их к Москве местные бортники продолжали «ведаться» с администрацией прежних князей. Так, при Иване IV Грозном бортевые деревни платили свой оброк «по старе: в Нижнем Новгороде ключникам». Упоминание об этих ключниках можно встретить в документах Тверского княжества, относящихся к XVI в.

Под наблюдением ключников запасы меда хранились в княжеских погребах. Несмотря на незначительные размеры дохода с каждой борти, меда здесь накапливалось очень много, если иметь в виду общее число бортей, принадлежавших в первой половине XVI в. князьям, особенно великому князю. Например, в 1563 г. опальной княгине Ефросиний Старицкой было послано из великокняжеского погреба «56 пудов меда пресного на квас, одно ведро меда старого и два ведра фруктового меда».

Управляли бортевыми угодьями те же погребные ключники и чашники. Погреб как часть дворца и все бортевое «ведомство» были подчинены дворецкому. Но такая административная организация складывалась только в крупных княжествах. В XIII — начале XIV в. московские бортники образовывали всего одну сотню, называвшуюся Васильцево сто. Объяснение этому названию дает духовная грамота Ивана I Калиты. В ней есть сведения о городском медовом оброке Васильцева веданья. Очевидно, в то время сбор оброка находился в руках определенного лица. В Васильцево сто, вероятно, кроме городского медового оброка входили все бортевые угодья, принадлежавшие московским князьям. Иван III в своем завещании упоминает о бортевых деревнях Васильцева ста в Московской волости.

Таким образом, Васильцево сто — ведомство, занимавшееся сбором со всех бортей, принадлежавших московским князьям, когда княжество это было еще очень мало, а его хозяйство, в том числе и бортевое, весьма незначительно. Но уже Иван I Калита наряду с медовым оброком Васильцева веданья говорил о бортниках, поделенных между его сыновьями и скорее всего не имевших ничего общего с тем «стом», которым ведал Василец. Далее это Васильцево сто, дававшее самый крупный доход, теряется среди множества вновь приобретенных бортей.